Том 3. Рассказы 1972-1974 годов - Страница 179

К оглавлению

179

– Там надо на задних лапах ходить, – сказал Иван.

– Зачем? – не понял Медведь.

– Да что же ты, не знаешь, что ли? Тех и кормят, кто на задних лапах умеет. Любая собака знает…

– Да какой интерес-то?

– Это уж я не знаю.

Медведь задумался. Долго молчал.

– Ну и ну, – сказал.

– У тебя семья-то есть? – поинтересовался Иван.

– Где!.. – горько, с отчаянием воскликнул Михайло Иваныч. – Разогнал. Напился, начал буянить-то – они все разбежались. Где теперь, сам не знаю. – Он ещё помолчал. И вдруг встал и рявкнул: – Ну, курва! Напьюсь водки, возьму оглоблю и пойду крушить монастырь!

– Зачем же монастырь-то?

– Они же там!

– Нет, Михайло Иваныч… не надо. Да ты и не попадёшь туда.

Михайло Иваныч сел и трясущимися лапами стал закуривать.

– Ты не пьёшь? – спросил.

– Нет.

– Зря, – зло сказал Михайло Иваныч. – Легче становится. Хошь, научу?

– Нет, – решительно сказал Иван. – Я пробовал – она горькая.

– Кто?

– Водка-то.

Михайло Иваныч оглушительно захохотал… И хлопнул Ивана по плечу.

– Эх, дитё ты, дитё!.. Чистое дитё, ей-богу. А то научу?

– Нет. – Иван поднялся с лесины. – Пойду: время осталось с гулькин нос. Прощай.

– Прощай, – сказал Медведь.

И они разошлись в разные стороны.


И пришёл Иван к избушке Бабы-Яги. И хотел уж было мимо протопать, как услышал – зовут:

– Иванушка, а Иванушка! Что ж мимо-то?

Оглянулся Иван – никого.

– Да здесь я, – опять голос, – в сортире!

Видит Иван – сортир, а на двери – замок пудовый. И голос-то – оттуда, из сортира.

– Кто там? – спросил Иван.

– Да я это, дочка Бабы-Яги… усатая-то, помнишь?

– Помню, как же. А чего ты там? Кто тебя?

– Выручи меня отсюда, Иванушка… Открой замок. На крылечке, под половиком, ключ, возьми его и открой. Потом расскажу всё.

Иван нашёл ключ, открыл замок. Усатая дочь Бабы-Яги выскочила из сортира и стала шипеть и плеваться.

– Вот как нынче с невестами-то!.. Ну, змей!.. Я тебе этого не прощу, я тебе устрою…

– Это Горыныч тебя туда законопатил?

– Горыныч… Тьфу, змей! Ладно, ладно… чердак в кубе, я тебе тоже придумаю гауптвахту, гад.

– За что он тебя? – спросил Иван.

– Спроси у него! Воспитывает. Полковника из себя изображает – на гауптвахту посадил. Слова лишнего не скажи! Дубина такая. – Дочка Бабы-Яги вдруг внимательно посмотрела на Ивана. – Слушай – сказала она – хочешь стать моим любовником? А?

Иван оторопел поначалу, но невольно оглядел усатую невесту: усатая-то она усатая, но остальное-то всё при ней, и даже больше – и грудь, и всё такое. Да и усы-то… это ведь… что значит усы? Тёмная полоска на губе, какие это, в сущности, усы, это не усы, а так – признак.

– Я что-то не понял… – замялся Иван. – Как-то это до меня… не совсем… не того…

– Ванька, смотри! – раздался вдруг голос Ильи Муромца. – Смотри, Ванька!

– Начинается! – поморщился Иван. – Заванькал.

– Что начинается? – не поняла невеста, она не могла слышать голос Ильи: не положено. – Можно подумать, что тебе то и дело навяливаются в любовницы.

– Да нет, – сказал Иван, – зачем? Я в том смысле, что… значит, это… дело-то такое…

– Чего ты мямлишь-то? Вот мямлит стоит, вот крутит. Да так да, нет – нет, чего тут крутить-то? Я другого кого-нибудь позову.

– А Баба-Яга-то?

– Она в гости улетела. А Горыныч на войне.

– Пошли, – решился Иван. – У меня полчаса есть ещё. Побалуемся.

Вошли они в избушку… Иван скинул лапоточки и вольготно прилёг пока на кровать.

– Устал, – сказал он. – Ох, и устал же! Где только не был! И какого я только сраму не повидал и не натерпелся…

– Это тебе не на печке сидеть. Что лучше: салат или яишенку?

– Давай чего-нибудь на скорую руку… Время-то – к свету.

– Успеешь. Лучше мы яишенку, с дороги-то – посытней. – Дочь Бабы-Яги развела на шестке огонёк под таганком, поставила сковородку.

– Пусть пока разогревается… Ну-ка, поцелуй меня – как ты умеешь? – И дочь Бабы-Яги навалилась на Ивана и стала баловаться и резвиться. – О-о, да ты не умеешь ничего! А лапти снял!

– Кто не умеет? – взвился Иван соколом. – Я не умею? Да я тут счас так размахнусь, что ты… Держи руку! Руку держи! Да мою руку-то, мою, держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь?

– Держу? Ну?..

– Отпускай-ай, – заорал Иван.

– Погоди, сковородка перекалилась, наверно, – сказала дочь Бабы-Яги. – Ты смотри, какой ты! А ребёночка сделаешь мне?

– Чего же не сделать? – вовсю раздухарился Иван. – Хоть двух. А сумеешь ты с ним, с ребёночком-то? С имя ведь возни да возни… знаешь сколько!

– Я уже пеленать умею, – похвасталась дочь Бабы-Яги. – Хошь, покажу? Счас яишенку поставлю… и покажу.

Иван засмеялся:

– Ну, ну…

– Счас увидишь. – Дочь Бабы-Яги поставила на огонь яичницу и подошла к Ивану. – Ложись.

– Зачем я-то?

– Я тебя спеленаю. Ложись.

Иван лёг… И дочь Бабы-Яги стала пеленать его в простыни.

– Холёсенький мой, – приговаривала она, – маленький мой… Сынуленька мой. Ну-ка, улыбнись мамочке. Ну-ка, как мы умеем улыбаться? Ну-ка?..

– У-а-а, у-а-а, – поплакал Иван. – Жратеньки хочу-у, жратеньки хочу-у!..

Дочь Бабы-Яги засмеялась:

– А-а, жратеньки захотели? Жратеньки захотел наш сынуленька… Ну, вот… мы и спеленали нашего маленького. Счас мы ему жратеньки дадим… всё дадим. Ну-ка, улыбнись мамочке.

Иван улыбнулся «мамочке».

– Во-от… – Дочь Бабы-Яги опять пошла в куть. Когда она ушла, в окно, с улицы, прямо над кроватью, просунулись три головы Горыныча. И замерли, глядя на спелёнатого Ивана… И долго молчали. Иван даже зажмурился от жути.

179