– Минуточку… Минуточку… – суетился старичок. – Самое же интересное – как ответит Иван! Ваня, что сказал Адам?
– А можно, я тоже задам вопрос? – в свою очередь спросил Иван. – Потом…
– Нет, сначала ответь: что сказал…
– Нет, пусть он спросит – закапризничала Несмеяна. – Спроси, Ваня.
– Да что он может спросить? Почём куль овса на базаре?
– Спроси, Ваня. Спроси, Ваня. Ваня, спроси. Спроси, Ваня!
– Ну-у, это уже ребячество, – огорчился старичок. – Хорошо, спроси, Ваня.
– Ответь мне, почему у тебя одно лишнее ребро? – Иван, подражая старичку, нацелился в него пальцем.
– То есть? – опешил тот.
– Нет, нет, не «то есть», а почему? – заинтересовалась Несмеяна. – И почему ты это скрывал?
– Это уже любопытно, – заинтересовались и другие. – Лишнее ребро? Это же из ряда вон!..
– Так вот вся мудрость-то откуда!
– Ой, как интересно-о!
– Покажите, пожалуйста. Ну, пожалуйста!
Молодые люди стали окружать старичка.
– Ну, ну, ну, – испугался старичок, – зачем же так? Ну что за шутки? Что, так понравилась мысль дурака, что ли?
Старичка окружали всё теснее. Кто-то уже тянулся к его пиджаку, кто-то дёргал за штаны – Мудреца вознамерились раздеть без всяких шуток.
– И скрывать действительно такое преимущество… Зачем же?
– Подержите-ка пиджак, пиджак подержите!.. О, тут не очень-то их прощупаешь!
– Прекратите! – закричал старичок и начал сопротивляться изо всех сил, но только больше раззадоривал этим. – Немедленно прекратите это безобразие! Это не смешно, понимаете? Это не юмор, это же не юмор! Дурак пошутил, а они… Иван, скажи, что ты пошутил!
– По-моему, я уже нащупал!.. Рубашка мешает, – вовсю шуровал один здоровенный парень. – У него тут ещё майка… Нет, тёплое бельё! Синтетическое. Лечебное. Подержите-ка рубашку…
С Мудреца сняли пиджак, брюки. Сняли рубашку. Старичок предстал в нижнем тёплом белье.
– Это безобразие! – кричал он. – Здесь же нет основания для юмора! Когда смешно? Смешно, когда намерения. цель и средства – всё искажено! Когда налицо отклонение от нормы!
Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу.
– А это… разве не отклонение?
– Руки прочь! – завопил старичок. – Идиоты! Придурки!.. Никакого представления, что такое смешно!.. Кретины! Лежебоки…
В это время его аккуратненько пощекотали, он громко захохотал и хотел вырваться из окружения, но молодые бычки и тёлки стояли весьма плотно.
– Почему вы скрывали о наличии лишнего ребра?
– Да какое ребро? Ой, ха-ха-ха!.. Да где? Ха-ха-ха!.. Ой, не могу!.. Это же… Ха-ха-ха!.. Это же… Ха-ха-ха!..
– Дайте ему сказать.
– Это примитив! Это юмор каменного века! Всё глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением… Ха-ха-ха!.. О-о-о!.. – И тут старичок пукнул, так это – по-старчески, негромко дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съёжился.
А с молодыми началась истерика. Теперь хохотали они, но как! – взахлёб, легли. Несмеяна опасно качалась на стремянке, хотела слезть, но не могла двинуться от смеха. Иван полез и снял её. И положил рядом с другими – хохотать. Сам же нашёл брюки старика, порылся в кармане… И нашёл. Печать. И взял её.
– Вы пока тут занимайтесь – сказал он – а мне пора отправляться.
– Зачем же ты всю-то… печать-то? – жалко спросил Мудрец – Давай, я тебе справку выдам.
– Я сам теперь буду выдавать справки. Всем подряд, – Иван пошёл к двери. – Прощайте.
– Это вероломство, Иван, – сказал Мудрец. – Насилие.
– Ничего подобного, – Иван тоже стал в позу. – Насилие – это когда по зубам бьют.
– Я ведь наложу резолюцию! – заявил Мудрец с угрозой. – Наложу ведь – запляшете!
– Слабо, батя! – крикнули из компании молодых. – Клади!
– Возлюбленный мой! – заломила руки в мольбе Несмеяна. – Наложи! Колыхни атмосферу!
– Решение! – торжественно объявил Мудрец. – Данный юмор данного коллектива дураков объявляется тупым! А также несвоевременным и животным, в связи с чем он лишается права выражать собой качество, именуемое в дальнейшем – смех. Точка. Мой так называемый нежданчик считать недействительным.
И грянула вдруг дивная, стремительная музыка… И хор. Хор, похоже, поёт и движется – приплясывают.
Аллилуйя – вот,
Три-четыре – вот.
Шуры-муры.
Шуры-муры.
Аллилуйя-а!
Аллилуйя-а!
Мы возьмём с собой в поход
На покладистый народ –
Политуру.
Политуру.
Аллилуйя-а!
Аллилуйя-а!
Наше – вам
С кистенём;
Под забором,
Под плетнём –
Покультурим.
Покультурим.
Аллилуйя-а!
Аллилуйя-а!
Это где же так дивно поют и пляшут? Где так умеют радоваться? Э-э!.. То в монастыре. Черти. Монахов они оттуда всех выгнали, а сами веселятся.
Когда наш Иван пришёл к монастырю, была глубокая ночь. Над лесом, близко, висела луна. На воротах стоял теперь стражник-чёрт. Монахи же облепили забор и смотрели, что делается в монастыре. И там-то как раз шёл развесёлый бесовский ход: черти шли процессией и пели с приплясом. А песня их далеко разносилась вокруг.
Ивану стало жалко монахов. Но когда он подошёл ближе, он увидел: монахи стоят и подёргивают плечами в такт чёртовой музыке. И ногами тихонько пристукивают. Только несколько – в основном пожилые – сидели в горестных позах на земле и покачивали головами… Но вот диковина; хоть и грустно они покачивали, а всё же в такт. Да и сам Иван – постоял маленько и не заметил, как стал тоже подёргиваться и притопывать ногой, словно зуд его охватил.