Том 3. Рассказы 1972-1974 годов - Страница 107

107

Печки-лавочки

Накануне, ближе к вечеру, собралась родня: провожали Ивана Расторгуева в путь-дорогу. Ехал Иван на курорт. К морю. Первый раз в жизни. Ну, выпили немного – разговорились. Заспорили. Дело в том, что Иван, имея одну путевку, вез с собой еще жену Нюру и двух малых детей. Вот о том и заспорили: надо ли везти детей-то? Иван считал, что надо. Даже обозлился.

– Вот что я вам скажу, уважаемая родня: пеньком дремучим – это я сумею прожить. Я хочу, чтоб дети мои с малых лет развитие получили! Вот так. Не отдых мне этот нужен!.. Я вон пошел с удочкой, посидел на бережку в тенечке – и все, и печки-лавочки. Отдохнул. Да еще бутылочку в кустах раздавлю… Так? А вон им, – в сторону маленьких детей, – им больше надо. Они, к примеру, пошли в школу, стали проходить море – а они его живьем видели, море-то? Скажут, папка возил нас, когда мы маленькие были. Я вон отца-то почти не помню, а вот помню, как он меня маленького в Березовку возил. Вот ведь что запомнилось! Ведь тоже небось и ласкал и конфетку когда привозил – а вот ничего же не запомнил, а запомнил, как возил с собой на коне в Березовку…

– А я тебе скажу почему, – заговорил Васька Чул-ков, двоюродный брат Ивана. – Это потому, что на коне.

– Что «на коне»?

– На коне возил, а не на мотоцикле. Поэтому ты и запомнил. Я вон своих вожу…

– Да это не поэтому! – зашумели на Ваську.

– Это ерунда! Какая разница – что на коне, что на мотоцикле?

– Сравнил козлятину с телятиной!

– Дайте мне досказать-то! – застучал вилкой по графину Иван. – Я для того и позвал вас – выяснить…

– Да не пропадут! – воскликнул дед Кузьма, храбрый старый матрос. – Что, в Америку, что ли, едут? В Россию же.

– Да шибко уж маленькие, прямо сердце заходится, – повернулась к нему теща Ивана, Акулина Ивановна. – Чего уж так зазудело-то?

– Он же говорит чего.

– Блажь какая-то…

– Да с грудными и то ездют.

– Да с грудными-то легче. Его накормил, он и спит себе. А ведь тут, отвернись куда, они уж – под колесами.

– Ну уж – под колесами. Чего уж?.. Езжай, Ванька, не слушай никого.

– Нюр, – обратились к жене Ивана, – ты-то как? Чего молчишь-то?

– Да я прям не знаю… Он мне все мозги запудрил с этим морем. Я уж и не знаю, как теперь… Вроде так-то охота, а у самой душа в пятки уходит – боюсь.

– Чего боисся-то?

– А ну как да захворают дорогой?

– Чирий тебе на язык!

– В сумку, чтоб сухари не мялись, – в сердцах молвил языкастый Ванька. – Ворона каркнула во все воронье горло.

– А захворают, вы – так, – стала учить Нюру и Ивана одна молодящаяся бабочка не совсем деревенского покроя, – сразу кондуктора: так и так – у нас заболели дети. Вызовите, пожалуйста, нам на следующей станции врача. Все! Она идет в радиоузел – она обязана, – вызывает по рации санслужбу, и на следующей станции…

– Ну, тут семь раз дуба врежешь, пока они там по рации…

– Это все – колеса. Ты, Иван, держи на всякий случай бутылку белой, – стал по-своему учить Васька Чулков. – Как ребенок захворал, – ты ему компресс на грудку. Нюра, возьми с собой ваты и бергаментной бумаги. У меня вон…

– Я взяла.

– А?

– Взяла, говорю! Бергамент-то.

– Вот. Ты вон глянь, что у меня с горлом-то делается… Нет, ты глянь! А-о!.. О-о! – Васька растопырил перед Нюрой свой рот. – Меня же ангина, сволочь, живьем ест! У меня же гланды в пять раз увеличены… Ты глянь!

– Да пошел ты к дьяволу со своими гландами! – рассердилась Нюра. – Водку пить – у вас гланды не болят.

– Так я потому и пью-то! Вынужден! Если бы не гланды, я бы ее, заразу, на дух не принял.

– Не, Иван, ты как приедешь, ты перво-наперво… Слышь? Ты как приедешь, ты… Слышь! Ваня, слушай сюда!.. Ты как приедешь…

– Ты дай сперва приехать, елки зеленые! – все злился Ванька. А злился он потому, что говорили все сразу и никому до его забот не было дела, а так – лишь бы поговорить. – Приедешь с вами.

– А вот приехал тоже один мужик в город и думает: где бы тут подцепить?..

– Чего подцепить?

– Не чего, а кого, это же одушевленный предмет.

– Кто?

– Ну, кто?.. Что, не понимаешь?..

– Не, ну ты говоришь – подцепить. Кого подцепить?

– Кралю каку-нибудь, кого.

– А-а. Ну, так.

– Ну слушай… – Двое говоривших склонились лбами над столом. Тот, который хотел рассказать историю мужика в городе, был очень серьезен и даже намеревался взять соседа за грудки и подтянуть его ближе к себе, но сосед отпихивал руки.

– Ты слушай!

– Я слушаю, чего ты руки-то тянешь?

– Я не тяну. Слушай!

– Ну?

– Приехал и думает: где б тут подцепить?

– Да сколько же он думать-то будет? Все думает и думает… Чего ты руки-то тянешь?

В другом конце стола подняли тему – как надо лечить язву желудка.

– Я и разговорись с им в автобусе-то, – рассказывал худой мужичок с золотыми зубами. Обстоятельно рассказывал, длинно. Со вкусом. – Да. Он меня спрашивает: чо, мол, такой черный-то? Не хвораешь? Да и хворать, мол, не хвораю, но и сильно здоровым тоже не назовешь, это я-то ему. Язва двенадцатиперстной, говорю. Он говорит: я тебя научу как лечить. За месяц как рукой снимет.

– Как же?

– Возьми, говорит, тройного одеколона – флаконов пять сразу, слей в четверть. Потом, говорит, наруби мелко-мелко – алоя – и намешай…

– А почему одеколон, а не водку?..

– Обычно же на спирту настаивают.

– А черт его знает – обязательно, говорит, тройной одеколон.

– Ну и по сколько принимать?

– А Вон и Лев Казимирыч идет! – увидел кто-то. – Э-эй, Лев Казимирыч!..

107